Интервью: Юлия Горбунова
На момент написания этого материала Россия остается одной из двух стран-членов Совета Европы (вторая - Азербайджан), не подписавших Стамбульскую конвенцию. Это не должно вызывать удивления, поскольку страна упорно движется по пути декриминализации и принижения значимости проблемы домашнего насилия.
Согласно докладу Нерсеса Исаджаняна «Российская Федерация: декриминализация домашнего насилия», «Россия в июле 2016 года декриминализовала нанесение побоев без отягчающих обстоятельств – теперь оно рассматривалось как административное правонарушение и наказывалось штрафом или арестом. При этом если побои были нанесены повторно или в отношении близких родственников, они по-прежнему влекли уголовное наказание. В феврале 2017 года Россия вновь внесла поправки в Уголовный кодекс, удалив из статьи о нанесении побоев без отягчающих обстоятельств норму о побоях в отношении близких лиц. В результате насилие в отношении членов семьи также было признано административным правонарушением».
Этот доклад был опубликован в 2017 году, а год спустя организация Human Rights Watch опубликовала собственный доклад под названием «Я могу тебя убить, и никто меня не остановит». Проблема домашнего насилия в России и реакция государства. В докладе констатировалось, что жертвам и пострадавшим от домашнего насилия приходится преодолевать серьезные юридические и административные препятствия, чтобы получить доступ к защите и помощи. Human Rights Watch призвала правительство России принять всеобъемлющий закон о борьбе с домашним насилием, а также подписать и ратифицировать Стамбульскую конвенцию.
С 2018 года государство практически не принимает мер по борьбе с домашним насилием. В своем Всемирном докладе за 2021 год Human Rights Watch пишет: «Сохранялись серьезные пробелы в реагировании властей на широко распространенное домашнее насилие, включая отсутствие достаточных гарантий защиты и каналов обращения за помощью. Опубликованный в ноябре 2019 г. проект закона о профилактике семейно-бытового насилия не обеспечивал всеобъемлющего определения домашнего насилия и не решал ряд важнейших вопросов обеспечения эффективной защиты пострадавшим. В начале 2020 г. парламент отложил на неопределенный срок вынесение законопроекта на рассмотрение, и он остался на стадии инициативы».
Юлия Горбунова
Юлия Горбунова – старший научный сотрудник московского офиса Human Rights Watch. Legal Dialogue Playbook взял у нее интервью по телефону в марте 2021 года.
Legal Dialogue Playbook: Привет, Юлия. Доклад Human Rights Watch о домашнем насилии в России «Я могу тебя убить, и никто меня не остановит» был опубликован в 2018 году. Как с тех пор развивались события?
Юлия Горбунова: К сожалению, мало что изменилось. Ситуация по-прежнему ужасная.
LDP: Почему?
ЮГ: насилия и нет официального определения домашнего насилия. Нет у нас даже достоверной статистики. В результате складывается невероятно печальная и трагичная ситуация: каждые несколько недель появляются страшные сообщения об очередном убийстве женщины ее партнером или бывшим партнером. В большинстве случаев эти преступления вполне можно было предотвратить.
LDP: А что по этому поводу говорят представители государства?
ЮГ: Они отказываются признавать уровень и масштабы проблемы. Стандартный ответ – полное отрицание. Также они не хотят признать, что существующих мер недостаточно.
LDP: По-видимому, у российских властей иное определение «домашнего насилия», чем у остального мира. В 2017 году депутат Елена Мизулина заявила, что государство не должно наказывать за «шлепки», и многие сочли такое заявление отвратительным. А законодательные поправки, принятые в 2016 и 2017 годах, приравнивают домашнее насилие к чему-то вроде уличной драки.
ЮГ: Да, обычно дается стандартный ответ, что существующих составов уголовных преступлений уже достаточно для борьбы с домашним насилием. Но их недостаточно, и они не являются адекватным ответом на проблему. Мировой опыт показывает, что нужен отдельный состав, поскольку это уникальное преступление со своими уникальными характеристиками. Его нельзя определять как просто «нападение», потому что вероятность повторяющихся изо дня в день нападений одного и того же человека на другого минимальна. Опасность домашнего насилия именно в его повторяющемся характере и в тенденции к эскалации. Поэтому должен быть отдельный закон и должны быть последствия, соответствующие этим уникальным особенностям.
LDP: Российские власти реагируют на проблему с позиции сохранения традиционных ценностей, которые в наши дни, похоже, взяли на вооружение реакционные правительства по всему миру. Я правильно понимаю?
ЮГ: Это стандартный аргумент, обычно используемый консервативными политиками, церковью и различными патриотическими группами, говорящими о «традиционных ценностях». Но это ошибочная позиция и своего рода манипуляция. Сторонники декриминализации домашнего насилия используют тактику запугивания, говоря, что закон позволит государству вмешиваться в дела семьи, причем не только в ситуацию домашнего насилия, но и вообще в отношения между родителями и детьми. Любимый аргумент российских консервативных деятелей – государство придет и отберет детей. На самом деле – ничего подобного. Но смешивая все в одну кучу, они манипулируют людьми, заставляя их поверить, что родителей будут сажать, если их дети плохо себя ведут.
LDP: В этом контексте аргумент о «традиционных семейных ценностях» - оксюморон...
ЮГ: Да, это просто поразительно. Как можно говорить о традиционных ценностях, если допустимо насилие? Я не понимаю, как это может укрепить семью.
LDP:Было ли противодействие планам государства в 2016 и 2017 годах?
ЮГ: Некоторое противодействие было, но не со стороны большинства населения. В основном со стороны специалистов, хорошо знакомых с предметом. Но в последние несколько лет произошли поразительные сдвиги, и теперь этот вопрос стал темой общественной дискуссии. Судя по социологическим опросам, все больше людей не считают домашнее насилие нормальным или допустимым. Если бы декриминализация произошла сегодня, сопротивление, мне кажется, было бы намного сильнее. И это во многом благодаря фантастической просветительской работе местных НКО.
LDP: Какой сейчас тон у этой дискуссии?
ЮГ: Сейчас речь идет не о повторной криминализации, а о том, что нужен отдельный закон против домашнего насилия. Этот закон должен содержать соответствующие нормы и определения. Смысл в том, что пока не дошло до уголовного преступления, должны существовать защитные механизмы и превентивные меры, чтобы его не допустить. Один из необходимых механизмов – охранные ордера. Сейчас в России их нет. Если кто-то бьет или угрожает убить жену или сожительницу, охранный ордер запретил бы ему приближаться к этой женщине и в итоге не позволил ее убить. Еще одна важная мера – службы помощи женщинам, например, убежища. Совет Европы издал рекомендации о том, сколько нужно убежищ в зависимости от численности населения. Россия по этому показателю несоизмеримо отстает. В сельской местности убежищ для жертв домашнего насилия вообще нет. Если бы это было закреплено в законе, властям пришлось бы соответствующим образом скорректировать финансирование.
LDP: Как много еще нужно сделать.
ЮГ: Необходим целый комплекс мер, чтобы помочь жертвам и пострадавшим. И я думаю, что общество все больше это понимает. Люди видят, насколько все серьезно и как важно не допустить, чтобы ситуация дошла до стадии появления очередного страшного сообщения в газетах.